Познакомился
я с Николаем Павловичем Смирновым в начале 90-х годов. Мой
литературный учитель Андрей Тарханов отрекомендовал его мне как
известного публициста, человека инициативного и ответственного,
обладающего неутомимой энергией. Поскольку речь шла о литературной
деятельности, о замысле создания писательской организации, все эти
качества были как нельзя кстати.
При личной встрече
Николай Павлович произвёл впечатление личности пытливой, но
деликатной. Он не походил на шустрого и въедливого журналиста, хотя и
окончил в свое время факультет журналистики Уральского
государственного университета. Внешность у него была простая и
свойская, помнится его худощавая фигура в мягком пиджаке,
подчёркивающим изрядную сутулость, вечная «Беломорина» и
привычка слегка задумываться после получения ответа на какой-то
вопрос.
Лицо у него было обычное, правильное, с крупным
носом и небольшими внимательными глазами, аккуратно подстриженные
усики вовсе не придавали ему вида сердцееда. Вообще, к
женскому полу он, казалось, был равнодушен. Не беспокоила его и
литературная слава, затаённая жажда которой порой видится в каждом
втором авторе.
Николай Павлович покорял преданностью
профессиональной литературной деятельности. В то время как
большинство писателей вынуждены были проститься с надеждой жить на
доходы от литературного заработка, начали писать «в стол»,
и горевали, ожидая помощи от Союза писателей, он продолжал писать и
публиковаться.
Не очень счастливый в семейной жизни, он в то
время разъехался с женой: она с детьми обосновалась в Тюмени, а он в
Нижневартовске. Правда, «зелёного змия» в этом винить
нельзя, так как Николай Павлович был трезвенником. Курил он много,
предпочитая «Беломорканал» любому другому табаку.
Писатель охотно пользовался преимуществами в выбранном
им стиле публицистики. Его публицистика легко находила сторонников
среди управленцев высшего звена. Руководители понимали, что история
так или иначе пишется людьми, и именно такой человек, кропотливо и
спокойно творящий современную летопись, оказался перед
ними.
Смирнов легко знакомился с директорами,
начальниками, управляющими многочисленных производственных
подразделений нефтяного Приобья, легко договаривался с ними о
материальной помощи и даже выражал удивление, что мало кто из
сибирских писателей следует его примеру.
Николай
Павлович не однажды приезжал в Сургут и, позвонив, находил ночлег в
моём доме. Как-то раз из Нижневартовска он приехал на своей
автомашине. Машина была светлого цвета, отечественная, кажется,
«Жигули».
Боже мой, что это был за водитель,
такие чудаки, наверное, встречаются только среди поэтов! Во-первых
ехал он предельно осторожно, такое ощущение, что сел за руль впервые
и не знает ещё, что, собственно, делать, со всеми этими рычагами
управления, рулевым колесом и как приводить их во взаимодейстиве.
Во-вторых, удивление вызвал и занимающий половину салона предмет
садового инвентаря, с которым он проехал весь многокилометровый путь.
Это были огромные грабли с очень длинным черенком и металлической
частью, заботливо укутанной в белую мешковину. Они лежали по
диагонали, протянувшись от места рядом с водителем до места за
ним.
Но все недостающие элементы надёжного водителя искупало
невозмутимейшее спокойствие, которое, казалось, пронизывало Смирнова
с головы до пят. Конечно, я не стал выспрашивать Николая Павловича о
предназначении граблей в этой поездке. Мы доехали до городского
рынка, поставили машину на стоянку и пешком отправились домой.
Наши
отношения складывались не только как дружеские. Было время, когда мне
пришлось писать внутреннюю рецензию на его книжку стихотворений для
детей «Записки из Лукоморья». Тогда я работал редактором
издательства «Северный дом». К сожалению, на мой взгляд,
не все стихи, представленные в рукописи, были высокого уровня. В
ответ на предложения по её изменению в издательство пришла
возмущённая телеграмма. Рукопись он потребовал вернуть и напечатал её
впоследствии в другом месте.
Потом гнев оскорблённого
автора утих, и событие это никак не сказалось на нашем взимном
расположении друг к другу. Мы обменивались новыми книгами,
переписывались и перезванивались. Только СМС-ки отправлять он так и
не научился. Нечастые встречи (а встречались мы в основном на
ежегодных писательских совещаниях в Ханты-Мансийске) искупались
теплотой общения, взаимным интересом к публикациям и делам друг
друга.
Николай Павлович, по моему разумению, был типичным
советским интеллигентом, честным, порядочным, не чуждым
романтики, и в то же время слегка анархичным. Непрятие вызывали у
него снобизм и высокомерие, от кого бы они ни исходили. В
литературных кругах он занимал позицию независимую, выступал открыто
и прямо.
Он живо интересовался деятельностью сургутского
городского литературного объединения «Северный огонек»,
которым я тогда руководил, через которое прошла целая плеяда
известных югорских писателей, таких как Дмитрий Сергеев, Михаил
Антохин, Георгий Ешимов, Олег Никулин, Олег Рихтер, покойный Петр
Суханов.
Сургут всегда подавал пример
Нижневартовску и в количестве писателей и в буйной пестроте
литературной жизни, хотя в Нижневартовске существует и успешно
работает литературное объединение «Замысел», руководимое
классиком югорской прозы Маргаритой Анисимковой, жили известные
югорские писатели Еремей Айпин и Владимир Мазин.
Последние
годы Николай Павлович тоже решил заняться подготовкой писательской
смены. Он организовал Содружество нижневартовских писателей, стал
выпускать газету «Литературный Нижневартовск», с его
подачи Содружество основало городской литературный музей, учредило
премию им. К. Гарновского, стало организовывать выступления
начинающих писателей перед читателями, в том числе с выездом в
Излучинск, Мегион, Сургут, другие поселки и города.
Николай
Павлович задумал многотомный труд, в котором отражалась бы история
последнего времени. В одном из последних томов он собирался написать
о жизни самих писателей, не знаю, удалось ли ему приступить к этой
задаче.
Умер Смирнов в творческой поездке. Сердце
неравнодушного человека остановилось. Так уходят многие. Флегонт
Показаньев, сургутский краевед, взявшись за сердце, прервал
выступление перед слушателями в библиотеке. На взлёте, едва начав
литературную деятельность, почил Амирсеит Даутбеков, ученик Николая
Павловича. И вот он сам ушёл, как говорится, «Не докурив
последней папиросы...».
Николай Павлович
Смирнов был членом Союза журналистов России, лауреатом многих
окружных, областных и российских литературных конкурсов. Он был
награждён медалью имени Шолохова «За заслуги в области
литературы и воспитания молодежи», получил премию имени
Мамина-Сибиряка, множество других наград.
Осиротели
начинающие писатели Нижневартовска, бывшие у него под защитой,
скорбят знавшие его собратья по перу. Настала пора пересмотреть свои
позиции и тем, кто неоднозначно воспринимал его энергию, перенося эти
отношения и на его литературное творчество. Сделано же Смирновым
достаточно, чтобы гордиться им как современником и гражданином.
